— отрицание общепринятых ценностей: идеалов, моральных норм, культуры, форм общественной жизни. Получает особое распространение , особенно среди молодежи, в кризисные моменты истории. Термин получил распространение в России после выхода романа И. Тургенева «Отцы и дети» (1862 г.). В русской публицистике XIX в. у «охранителей» — бранная кличка , у революционных демократов — название участников демократического движения 60—70-х гг. XIX в.
(от латинского - "ничто") - отрицание общепринятых ценностей: идеалов, моральных норм, культуры, форм общественной жизни. Получает особое распространение в кризисные эпохи общественно-исторического развития. В России термин получил распространение после появления романа И.С. Тургенева "Отцы и дети" (1862 г.).
(от лат. nihil - ничто, ничего), идея тотального отрицания, форма самосознания значительной части русской интеллигенции 1860-х. Сформировавшись как слой безродный, бескорневой, лишенный понятия о настоящей духовной жизни, но наделенный безмерной интеллектуальной гордыней, интеллигенция стала главным разрушителем традиционных ценностей русской жизни. Нигилизм явился закономерным итогом отщепенства "образованного" слоя России от основ подлинно русского мировоззрения. При этом нравственное убожество нигилизма, отвергавшего религию, да и вообще всякую независимую этику и мораль (вот они - истоки "классового подхода к явлениям "), подменявшего моральные категории началами "пользы" и "удовольствия", - ничто перед жутью его практического применения. Возрастая в лоне западничества, нигилизм воспринял в себя его худшие черты . Появившийся на исторической сцене разночинец (точнее сказать - "бесчинец", лишенный традиционных сословных связей в жизни) придал явлению еще более дикие формы. Началась, но меткому выражению протоиерея Георгия Флоровского, "роковая болезнь - одичание умственной совести". "Человеческая личность шире истины" - это безумное утверждение "народника" Н.К. Михайловского становится определяющим характер времени. Утрачивается сама потребность в Истине, теряется познавательное смирение перед действительностью, и в безбожной "свободе" человек являет собой жалкую картину средоточия разрушительных и гибельных страстей. Все было бы не столь ужасно, если бы вождями нигилизма остались люди, подобные Чернышевскому и Добролюбову: недоучившиеся семинаристы, разгневанные разночинцы и разочаровавшиеся поповичи (а оба кумира "передовой общественности" вышли из духовного сословия ) не являли собой серьезной опасности. Убогость их мировоззрения и скудость творческих возможностей вскоре породили бы ответную реакцию (что, кстати, и случилось, когда в конце века интеллигенция ударилась в богоискательство ). Но, к несчастью, дело этим не кончилось, и нигилизм стал страшным орудием в руках настоящих изуверов-фанатиков. Эти люди не строили никаких иллюзий. Они видели зло, всемерно потворствовали и сознательно служили ему. "Страсть к разрушению есть творческая страсть", - слова Михаила Бакунина говорят сами за себя. Нужно зажечь мировой пожар , разрушить старый мир, а для этого все средства хороши. Русь расчетливо и цинично звали к топору , предполагая (весьма основательно, как показала история ) в хаосе страшного русского бунта достичь своих богоборческих целей. Митрополит Иоанн (Снычев)